Ильин Сергей Андреевич-поэт, журналист, музыкант, К 150-летию со дня рождения Опции

[Cinnamon]

Т.И. Быстрых

ДВЕ ЖИЗНИ ПОЭТА СЕРГЕЯ ИЛЬИНА

В ноябре 1918 г. известный пермский краевед В.С. Верхоланцев записал в дневнике, который называл «краткой летописью» своей жизни:
«24 ноября. Слушал в музее доклады Малаховского «Забытый поэт-пермяк» (С.А. Ильин) и Сыропятова «Каменная баба» .

Сергей Андреевич Ильин, которому посвящена лекция, − поэт, журналист, музыкант, известнейший в Перми человек, из тех, кого называют обычно «душой общества», − умер в июле 1914-го, всего четыре года назад. Он был сотрудником «Пермских губернских ведомостей», отзывался практически на все события городской жизни:
«Нет, для меня не синекура
Газетная литература:
Писал, не видя в этом зла,
Я и про бритта, и про бура,
И про китайские дела;
Касался фактов жизни местной
И их снабжал в стихе своем
То – аттестациею лестной,
То – назидательным шлепком…»

Сергей Ильин участвовал в работе Пермского музыкального кружка, играл в любительских спектаклях, был настоящим театралом. Его знали в Перми не только как поэта и журналиста, но и как актера, дирижера, просто остроумного и веселого человека. Везде и всюду он был «объединяющим началом», и в то же время отличался поразительной скромностью.
Таким людям обычно нелегко живется. И все же почему − «забытый»?

Послужной список С.А. Ильина проследила Т.П. Чуракова, сотрудник Пермского краеведческого музея, обнаружившая в 1990-х гг. в Государственном архиве Пермского края «Дело о назначении коллежскому секретарю Ильину усиленной пенсии» (ГАПК. Ф. 36. Оп. 6. Д. 169).
Сергей Андреевич происходил из старинного рода столбовых уфим-ских дворян. Он родился в Уфе 23 апреля 1867 года, был старшим ребенком в большой семье. Когда Ильины переехали в Пермь, ему было шесть лет. В 1885 г. он окончил пермскую гимназию и поступил в Казанский университет сначала на медицинский, а потом на юридический факультет, но не закончил курса. По возвращении в Пермь работал в различных учреждениях. В декабре 1891 г. был зачислен в штат канцелярии суда служителем 1-го разряда. Затем служил канцелярским чиновником в государственном банке, в штате Казенной палаты, где произведен в коллежские регистраторы и назначен столоначальником. В сентябре 1899 г. вышел в отставку, затем до июня 1914 г. работал чиновником без должности в штате Пермского губернского правления. Это позволило ему всецело отдаться литературной и журналистской деятельности. 6 июня 1914 г., за месяц до своей смерти, вынужден был подать в отставку по болезни.
Первое стихотворение 13-летнего Сергея Ильина, написанное по слу-чаю 25-летнего юбилея царствования императора Александра II, напечатано в «Пермских ведомостях» в 1880 г. Юный поэт был удостоен Высочайшей благодарности. Сам Ильин считал своим поэтическим дебютом стихотворение «Христова заутреня», которое опубликовал в университетские времена, 5 апреля 1887 г. в газете «Казанские вести». Позднее В.А. Весновский отметил в посвященном ему некрологе, что эти стихи «одобрены были Е.Н. Чириковым , тогда еще начинающим писателем и студентом Казанского университета». Этот день – 5 апреля 1887 года − стал началом газетно-литературной деятельности С.А. Ильина, от него и отсчитывали потом 25-летний юбилей, торжественно отмеченный общественностью в апреле 1912 г.

«Завтра, 5 апреля, наступит 25-летний юбилей литературной деятельности сотруд-ника «Пермских ведомостей» уважаемого Сергея Андреевича Ильина, о чем мы берем на себя приятную обязанность известить его знакомых и читателей его литературных произ-ведений», − так газета открыла юбилейные дни, целый ряд событий, посвященных чествованию поэта, журналиста и общественного деятеля (ПГВ. 1912. 4 апр. (№ 73).

Юбилейные заметки и очерки, посвященные С.А. Ильину, появлялись в течение всего апреля и даже в мае 1912 года, наряду с его собственными статьями – праздничные дни не стали поводом поступиться репортерскими обязанностями. Юбиляру поднесли приветственные адреса от «официальных и многих частных лиц», от меценатов, а также от пермских, екатеринбургских и казанских газет, где он был постоянным автором.
«5 апреля в 3 часа дня, в помещении редакции «Пермских Ведомостей» происходило чествование Сергея Андреевича Ильина, по случаю 25-летия его литературной деятельности.
Скромное семейное чествование, на котором присутствовали знакомые юбиляра, почитатели его таланта и сотрудники «ПВ», открылось прочувственной речью редактора А.И. Перфильева, охарактеризовавшего многолетнее сотрудничество юбиляра в «ПВ» и отметившего высокие достоинства его литературных произведений. Из речей остальных лиц, собравшихся для принесения поздравления юбиляру, особенной искренностью отли-чились речи старшего советника губернского правления Н.А. Иванова и П.И. Королева, говорившего от лица многочисленных почитателей литературных произведений юбиляра.
Затем были прочитаны приветственные телеграммы от любителей драматического искусства, семейного собрания, от книжного магазина О. Петровской, от А.И. Цветкова и г. Городцова (из Казани), от г. Шулепова и многих других.
В заключение А.И. Перфильевым и М.З. Басоновым-Гольдберг были прочитаны посвященные юбиляру стихотворения г-жи Одуевской и г-на Лопатина.
Ответная речь глубоко растроганного юбиляра дышала той скромностью, которая неизменно сопутствовала С.А. Ильину во всей его жизни и литературной деятельности.
Все чествование носило теплый, задушевный характер.
Весь этот день юбиляру приносились поздравления, причем одним из первых, еще на дому, Сергея Андреевича приветствовал П.Н. Серебренников».

Этот юбилей, бесспорно, стал заметным событием года, не случайно позднее его включили в свои «Летописи Перми» и В.С. Верхоланцев, и В.Н. Трапезников. И надо полагать, эти праздничные дни были большим утешением для поэта. За легкостью характера, постоянной доброжелательностью и радующим собеседников остроумием скрыта трудная жизнь настоящего чернорабочего от журналистики:
«Потянулись в Париж россияне,
Золотою мошною звеня.
Нет ли сотни рублёвок в кармане
У меня?
Лишь бы водки купить на дорогу,
А на прочий товар – наплевать!
Ведь не мне привыкать, Слава Богу,
Голодать!
Я не чревом живу – головою.
И обязан, как истый поэт,
Быть семь раз на неделе с нуждою
Tẻte á tẻte!..»

В.В. Абашев, известный пермский ученый-филолог, профессор, написал замечательное предисловие к стихам Сергея Ильина в книге «Пермяки. Антология пермской фельетонистики» (Фонд «Юрятин», 1996):
«Свои фельетоны Ильин подписывал: Little man – маленький человек. Красноречи-вый псевдоним судьбы, вобравший и прирожденное джентльменство, и артистизм, и бла-гоприобретенную близость всем пасынкам русской жизни, башмачкиным русской литера-туры.
Потомок старинного дворянского рода, он жил «разночинцем в «заботах о корке хлеба»; щедро одаренный природой и образованием, единственное применение своим талантам нашел в провинциальной газете; поэт с проблесками незаурядного дара, он с литературным блеском описывал дачные хлопоты горожан, думские прения о городском водопроводе и неисправности тротуаров. Судьба не задалась, и незаживающее чувство неудачника всегда сопровождало бойкое перо фельетониста-острослова. В этом соль, ост-рый лирический подтекст его легкого фельетонного жанра…»

И все-таки у Сергея Ильина была возможность проявить свой талант и в более серьезных жанрах. Так, есть сведения о том, что в 1904—1905 гг. он в качестве поэта-переводчика принял участие в подготовке к изданию «Полного собрания сочинений» Д. Байрона под редакцией С.А. Венгерова, переводил стихи «К Томасу Муру», «К моему сыну» и др. К сожалению, эта страница жизни Ильина мало изучена. Когда и по чьей инициативе он включился в эту работу? Почему об этом не упоминают его биографы, в частности, В.А. Весновский? В общем, здесь широкое поле для исследовательской деятельности.
В 1913 г. Сергей Ильин написал «Песню о ныробском узнике» – самое большое свое произведение, с прологом и эпилогом. Ныробский узник – боярин Михаил Федорович Романов, привезенный в 1601 г. по приказу Бориса Годунова в Ныроб, где он был заточен в яму и через год умер в мучениях. Поэма посвящена сыну Николая II, цесаревичу Алексею, за что автор удостоен благодарности императрицы Александры Федоровны. Так Ильин получил вторую Высочайшую благодарность.

Юбилейные торжества Сергей Андреевич встретил уже больным человеком, у него развивался туберкулез. Из статьи «Памяти С.А. Ильина»:
«Уже тогда здоровье С.А. было неважно; одной мечтой его было съездить куда-нибудь на юг, отдохнуть, набраться сил и служить с большей энергией и интенсивностью любимому делу. Но желания покойного не осуществились, а тяжелый недуг все более и более подтачивал его здоровье, лишая сил…»
Последнее стихотворение Ильина «Под роскошной природою юга», продиктованное сыну Алексею в палате Александровской земской больницы, − настоящий гимн недоступному для него «целебному морскому воздуху»:
«Под роскошной природою юга
Среди пышных цветов и листвы
Про больного, далекого друга
Неужели не вспомните вы?
Здесь, где солнце и летом сурово,
Где скупится оно на привет,
Где дыханье весны не здорово,
Где целебного воздуха нет…»
В апреле 1914 г. Ильину исполнилось 47 лет. Легко ли было умирать в таком возрасте! Стихотворение называют «лебединой песней» поэта, оно опубликовано в «Пермских ведомостях» 26 июня 1914 г.
13 июля 1914 г. Сергей Андреевич скончался, после его смерти оста-лись двое детей, дочь и сын. В дни прощания с поэтом снова, как в дни его юбилея, имя С.А. Ильина присутствовало в каждом номере «Пермских ведомостей». В.А. Весновский написал очень теплый и содержательный некролог, подчеркнув, что он содержит биографические сведения, «переданные пишущему эти строки незадолго до кончины» самим Сергеем Андреевичем. Позднее некролог был опубликован и в «Адрес-календаре Пермской губернии» на 1915 год.
Весновский же подробно рассказал о прощании с Ильиным, о похоронной процессии:
«…Отпевание происходило при хоре студентов и товарищей покойного. По пути следования к месту вечного упокоения Сергея Андреевича все время присоединялись к процессии и к певчим новые лица. Когда похоронная процессия подходила к зданию гу-бернского правления, где помещается редакция Пермских ведомостей, то толпа возросла до того, что она запрудила Сибирскую улицу. Ко времени совершения литии присоеди-нился еще хор из студентов и любителей.
Соединенный хор похоронную процессию сопровождал до могилы. Приятно отме-тить, что проводить прах С.А. Ильина, несмотря на очень раннее время, собрались лица всех сословий, званий и положений.
…Большая толпа знакомых и друзей Сергея Андреевича после того, как накрылась крышка гроба, в немом молчании, без всяких речей, еще долгое время стояла над вырос-шим свежим холмом. Затем, в молитвенном благоговении, отдавши последнюю дань усопшему, все мало-помалу стали расходиться. Осталась одна могильная насыпь с дере-вянным крестом, на котором написано:
Сергей Андреевич Ильин. Скончался 13 июля 1914 г. 47-ми лет. Не забудем его!»
(Пермские ведомости. 1914. 17 июля (№ 154).

По просьбе жены и друзей больного поэта в Министерство внутренних дел было направлено прошение Пермского губернатора «О назначении отставному коллежскому секретарю Сергею Ильину усиленной пенсии по 400 рублей в год»:
«…При этом докладывали мне, чиновник Ильин материально совершенно не обес-печен и в испрашиваемой пенсии крайне нуждается не только для дальнейшего существо-вания, но и для лечения его болезни; причитающаяся ему по закону пенсия настолько не-значительная, что ее, при нынешней дороговизне жизни, не хватает даже для найма квар-тиры…»
Решение о назначении пенсии принято, но уже после его смерти, в ноябре 1914 г.

С.А. Ильин был похоронен на Новом кладбище. Сразу же «Пермские ведомости» объявили сбор средств на памятник и начали публиковать сведения о поступлении денег. Инициатором акции стал Г. Кобяк:
«Прилагаю при сем 25 рублей, покорнейше прощу редакцию принять мою лепту для сооружения надгробного памятника на могиле безвременно угасшего талантливого, редкой души, незлобивого человека – друга, Сергея Андреевич Ильина. Льщу себя надеж-дой, что уважаемая редакция не откажет в своем любезном содействии для дальнейшего сбора на достойный памятник скромному труженику пера».
(Пермские ведомости. 1914. 16 июля (№ 153).

В Перми до наших дней сохранился дом, где в последние годы жила семья Ильиных (ул. Екатерининская, 8). А вот место захоронения со временем было потеряно, тяжелый памятник провалился под землю, и могила оказалась безымянной. Через два года после смерти, в 1916 г. в «Пермских ведомостях» появилась теплая статья в память о С.А. Ильине, автором которой была Н.П. Одуевская, племянница Д.Д. Смышляева и начинающая поэтесса. А спустя еще два года – в 1918-м – он был уже безоговорочно объявлен «забытым поэтом».
В 1925 г. П.С. Богословский, профессор, заведующий кафедрой рус-ской литературы Пермского университета, председатель возрожденного им Кружка по изучению Северного края, редактор «Пермского краеведческого сборника», опубликовал в журнале «Экономика» статью «Пермский край в историко-литературном отношении», включив в нее краткие сведения о наиболее значительных писателях и литераторах, занявших прочное место в истории и культуре края и заслуживающих серьезного изучения. В этот перечень включен и С.А. Ильин:
«В девяностых годах в Перми выявляют себя Ильины: один даровитый поэт, дру-гой – беллетрист и публицист. 5 апреля 1912 года исполнилось 25-летие литературной деятельности поэта Сергея Андреевича Ильина. В 1905 году вышли из печати в отдельном издании его стихотворения» .

«Другой Ильин», беллетрист и публицист, – это младший брат Сергея Андреевича, Михаил Андреевич Ильин, взявший себе литературный псевдоним «Осоргин». В это время его уже не было в России, и трудно представить себе, что Богословский мог этого не знать. В наши дни Михаил Осоргин широко известен как писатель, видный представитель русского зарубежья. Он родился в Перми в 1878 г., здесь окончил гимназию и поступил в Московский университет. С тех пор приезжал в родной город на каникулы и на время прекращения занятий по причине студенческих волнений. Все эти годы он поддерживал связь с редакцией «Пермских губернских ведомостей», публиковался в газете, находясь в Перми, присылал корреспонденции из Москвы. В 2003 г. эти «Московские письма» изданы, и составитель книги Е.Г. Власова справедливо отмечает, что Осоргин был в то время еще очень далек от того спасительного образа российской глубинки, который будет создан им в мемуарной прозе. Пермь периода Московских писем – это пыльный, грязный городок, в ее образе больше фельетонных ноток, чем сентиментально-ностальгических:
«Пермь обладает способностью наводить тоску. Приедешь, поживешь недельку-другую, и начинает тебя тянуть вон из города, куда-нибудь подальше, на лоно природы, где нет ни правильно распланированных улиц, ни велодрома, ни сада Общественного собрания, по единственно освещенной аллее которого тянется бесконечная вереница ску-чающих обывателей. Подальше от этих казенных зданий, чиновников с кокардами, жен-щин, одетых в темные цвета и падких до всевозможных слухов и сплетен» (ПГВ. 1901. 8 июля).
В общем-то, обычные размышления молодого человека, уехавшего из провинциального города в столицу и вернувшегося через год на летние каникулы. Позднее, из невозвратной эмиграции, Пермь виделась уже по-другому:
«Я радуюсь и горжусь, что родился в глубокой провинции, в деревянном доме, ок-руженном несчитанными десятинами, никогда не знавшими крепостного права, и что го-лубая кровь отцов окислилась во мне независимыми просторами, очистилась речной и родниковой водой…»
Никто из российских литераторов не писал о Перми теплее, содержа-тельнее, благодарнее.
«В моих детских воспоминаниях, – писал Михаил Осоргин в автобиографической книге «Времена», – отец и мать заслоняют сестер и брата: вероятно, потому, что я был на десять лет моложе брата и на четыре – младшей сестры; между мною и ими была пустота, образовавшаяся смертью двухлетнего Вани, и я был слишком маленьким для их компа-нии. Многое соединило нас позже, уже в годы взрослости, но и это оборвалось на пере-крестке дорог: моя − увела меня на Запад».

В отличие от «идеально беспартийного», по словам В.А. Весновского, Сергея Ильина, Осоргин рано определился со своими политическими взглядами. В годы первой русской революции был арестован и заключен в Таганскую тюрьму. Здесь узнал о смерти матери, и до конца дней считал себя виновным в этом. Вскоре пришлось с помощью друзей уехать в эмиграцию, в Италию. Вернувшись, он сумел в последний раз побывать в Перми – в качестве корреспондента на открытии университета в 1916 г. А после революции 1917 года оказался в оппозиции уже к советской власти, по его собственным словам, пришлось «поваляться на заплеванном полу ВЧК». В 1922 г. М.А. Осоргин, уже известный журналист, писатель и общественный деятель, был выслан из страны в составе большой группы научной и творческой интеллигенции на печально знаменитом «философском пароходе». Михаил Андреевич умер в 1942 г. во Франции, где и похоронен. В родной стране и в родном городе познакомились с его книгами только в конце 1980-х годов, во времена перестройки.
Таким образом, забытыми – или, точнее сказать, − исключенными из повседневной литературной и культурной жизни Перми – оказались оба брата, но по разной причине. Творческая, писательская жизнь М.А. Осоргина проходила не просто за границей, а за «железным занавесом». Стоило занавесу упасть – и мы естественным образом оказались в общем огромном литературном мире.
С.А. Ильин никуда не уезжал – жил в Перми, о Перми писал, здесь и упокоился навечно. И четыре года – это слишком мало для того, чтобы включить столь известную в городе личность в разряд «забытых». Конечно же, дело здесь не столько в творчестве Сергея Ильина, сколько в радикальных переменах, происшедших в обществе за эти годы: мировая война, две революции, смена государственного строя, затем гражданская война. Можно смело сказать, что к концу 1918-го года городское общество в Перми изменилось совершенно. Здесь появился университет, о чем мечтательно писал когда-то в стихах Ильин, с преподавательским коллективом, состав которого он никак не мог представить себе в то время. По разным причинам, в том числе, спасаясь от репрессивной политики новой власти, в Перми оказались профессора из Москвы, Петербурга и других мест, чьи громкие имена могли оказать честь любому университетскому городу. Стоит ли напоминать о том, что спустя месяц после посвященной поэту лекции В.А. Малаховского – 24 декабря 1918 г. – город заняли колчаковцы. До спокойной, устоявшейся жизни в прифронтовой Перми было еще очень далеко.
Естественно, что поэт-фельетонист, чье творчество полностью связано с конкретным городом, принадлежит тому времени, когда он жил и творил. «Железного занавеса» в данном случае не было, − установились другие границы: город жил в советском времени, а Сергей Ильин остался в «дореволюционном прошлом». И это прошлое следовало отныне изучать и пропагандировать только по определенным правилам, по строгой методике. Краеведение поставили в жесткие рамки. Известный пермский журналист И.Г. Остроумов писал в 1930 г.: «Старые краеведы, занимающиеся темами гуманитарного характера…, объявляются даже не имеющими права на звание краеведов…» (ГАПК. Ф. р-72. Оп. 1. Д. 80. Л. 3).
В стране изменилось не только государственное устройство, но и от-ношение к городской жизни, к быту, существовавшему до революции 1917 года. Для чтения и изучения были отобраны, прежде всего, писатели-демократы, разночинцы, справедливо считавшие в то время своей задачей выявление недостатков в жизни родного города.
«Яркую» характеристику дореволюционной Перми дал писатель М. Слонимский, находившийся здесь в эвакуации в годы Великой Отечествен-ной войны:
«…Богатырей Пермь не рожала. Город, построенный для государственного удобст-ва, для надзора над дальним и прибыльным краем, город узкогрудых, узколобых, мало-рослых чиновников, упрямых, ленивых и грубых, недолюбливал и побаивался богатырей, предпочитая видеть их в рабстве или в оковах.
Тот, кто хочет знать историю края, пусть не очень спотыкается о прежнюю Пермь, а прямо идет в древнюю Чердынь, в Соликамск, в Осу, Кунгур, Верхотурье, Кудымкар, вглубь области, в горы и предгорья. Там историю боронила землю, там шли богатырские дела, там копились силы, подступая к Перми и охватывая ее солеварами, старателями приисков, могучими охотниками, кизеловскими шахтерами, горнозаводскими работника-ми.
Пермь была тормозом и тюрьмой. Но уже рожденный казной Мотовилихинский завод под самым городом растил племя богатырей. С местными богатырями соединились богатыри, которых ссылал сюда на подвиги Петербург.
Даже тараканы в Перми были умнее городских заправил. История Перми с уваже-нием поминает о тараканах, за неделю до знаменитого пожара 1842 года вышедших из города на Слудку. Тараканов в Перми было такое изобилие, что желтыми от тараканьих толп стали пути на Слудку.
Исход тараканов из Перми совершился за несколько дней до пожара. Почуяв в не-обычной сентябрьской жаре неизбежность пожара, и зная, с какими начальниками им приходится иметь дело, тараканы покинули Пермь, и город вспыхнул. Пермские хозяева, как об этом заранее догадались тараканы, не смогли, конечно, потушить пожар, и когда тараканы вернулись на прежние места, то многих домов не досчитались, и пришлось им селиться потесней, чем прежде.
Через 17 лет город еще раз горел. Но властвовать в нем остались все те же унылые чиновники, на которых удивлялся еще сосланный сюда при Александре I Сперанский. Эти чиновники и в огне не сгорели, и в Каме не потонули. А главное – они были не способны поумнеть. В Перми даже землетрясение было однажды, но из чиновников никто не стал любознательнее, чем прежде. Эти существа боялись выхода в широкий мир, глухо рычали на всякого нового человека и придумывали самые хитроумные способы прекращать все, что грозило опасностями культуры, фантазии и даже самой обыкновенной чистоплотности. Сердца их были так же узки, как и черепа. Чиновники здесь принадлежали скорей к мертвой природе, чем к живой.
Пермь была самым чиновничьим городом из всех русских городов, и медведь в гербе Пермской губернии для Перми никак не годился. В гербе старой Перми естествен-ней был бы таракан» .
И это ведь не от желания нанести пермякам обиду, наоборот − под-черкнуть, как изменился город за годы советской власти, каким стал совре-менным и замечательным. Облик дореволюционной Перми, какой описывал её Ильин, − с театралами, «опероманами», концертами музыкального кружка, велодромами и гуляньями по набережной, библиотеками и богатством краеведческой литературы, с наличием интереснейшей периодики, где блистал не один только Сергей Ильин, − никак не вписывался в картину свершившихся революционных преобразований. Маленький, пыльный, жалкий городишко, в котором поэт-фельетонист находил почему-то массу привлекательного. Более того, он не собирался ничего менять, не был революционером и борцом с социальной несправедливостью. Обличал городские власти, но не так чтобы очень сильно, не призывая свергнуть.
Прошло не так уж много времени после войны, и было принято решение исключить из фондов массовых библиотек всю краеведческую литературу, изданную до 1917 года, оставить эти книги только в областных и специализированных библиотеках. Бытовая, повседневная история дореволюционной Перми отошла в прошлое, забылась.
И все же, несомненно, стихи и фельетоны Ильина рано или поздно были бы востребованы учеными – как одно из интересных направлений региональной литературы. Так, собственно, и произошло, когда наступили перестроечные времена и филологи принялись изучать литературное прошлое Перми, открывая все новые и новые имена, в том числе, и в пермской фельетонистике: В.Я. Кричевский, А.Н. Скугарев и многие другие. Представители ученого мира и местные литературоведы естественным образом включили эти стихотворные фельетоны в «пермский текст». Сергея Ильина взметнула и вынесла на поверхность − не из небытия, а уже из этого ряда − триумфальная слава вернувшегося в Россию Осоргина.
Новый статус – брата известного писателя, видного представителя русского зарубежья – вызвал интерес не только к его творчеству, но и к его личности, к биографии, к малейшим событиям в его жизни. Читатели и исследователи взглянули на поэта новыми глазами, и здесь нет ничего необычного и обидного для поэта, подобных примеров в русской литературе множество. Вот, к примеру, несколько биографических справок из словаря «Русские писатели» (М., 1990): «Пушкин Василий Львович – поэт. Дядя А.С. Пушкина»; «Чехов Александр Павлович − прозаик, публицист, мемуарист. Старший брат А.П. Чехова». Такая же судьба постигла и С.А. Ильина, любая из многочисленных публикаций о нем теперь, как правило, начинается с уточнения – старший брат Михаила Осоргина. При этом значение поэта для нашей истории и литературы ничуть не умаляется.
Естественно и то, что практически все исследователи творчества Осоргина поднимали вопрос о взаимоотношениях братьев. Нельзя не заметить того, что у Осоргина, много и тепло писавшего о родителях и сестрах, − о Сергее можно найти лишь краткие упоминания в мемуарной прозе: «Брат был по-настоящему музыкален, немного играл на рояле и обладал прекрасным баритоном при абсолютном слухе…»
Оба брата, в частности, считаются любимцами учителя и поэта Афа-насьева, «пермской достопримечательности» того времени; оба оставляют воспоминания о нем, а Осоргин – еще и очерк в мемуарной прозе, и при этом демонстративно не упоминают друг о друге.
«Трудно представить почти семилетнее, с 1897 по 1903 год, сотрудничество М. Осоргина с «Пермскими губернскими ведомостями» без содействия брата, который был тогда ведущим сотрудником редакции, а одно время (в 1901 г.) даже редактировал литера-турный отдел, − пишет Е.Г. Власова. − Вполне резонным было бы предположить, что во время летних приездов Михаила в Пермь и совместной работы в редакции ПГВ братья также общались. Прямых свидетельств этого общения не осталось» .
О.Г. Ласунский, которого по праву считают инициатором возвращения имени Михаила Осоргина на родину в конце 1980-х годов, в предисловии к его сборнику «Мемуарная проза» (Пермь, 1992) сообщает:
«В течение всей своей кочевой жизни М.А. Осоргин как некую реликвию хранил в архиве один из первых художественных опытов Сергея – поэму-балладу «Песня о ныробском узнике», на которой была весьма одобрительная пометка какого-то гимназического наставника».
Скорее всего, эта поэма была передана кем-то Осоргину во время по-ездки его в Пермь в 1916 году. Кем, в каком виде? Как много неразрешенных до сей поры вопросов!
Причин очевидного раздора между братьями выдвигается несколько, и все они кажутся достоверными. Возможно, все дело в рано сформировавшемся оппозиционном отношении Михаила Осоргина к власти и непоколебимой аполитичности Сергея Ильина. Тем более что следствием увлечения «политикой» стала смерть матери, страшно переживавшей за младшего сына. Спустя столько лет вряд ли удастся это выяснить. А жаль. Есть загадки, которые очень хотелось бы когда-нибудь разгадать.
Так, в 1906 г. Осоргин в качестве политического беженца оказался в Италии. С лета 1909 г. он стал представителем российской комиссии, организовывающей экскурсии русских учителей в различные европейские страны (так называемая комиссия Бобринской), и в течение шести лет знакомил с Италией учителей, в основном, из российской глубинки. В 1914 г. В.С. Верхоланцев с группой учителей принял участие в заграничной экскурсии Бобринской и побывал в Италии. Он отмечает в дневнике:
«1 июля. Объезжали остров Капри на лодке. Вечером жуткое и таинственное посе-щение храма Митры. Мих. Андр. Ильин (Осоргин).
4 июля. Обзор Рима. После обеда – Яникульский холм. Беседа Осоргина».

Что следует из этих записей? В.С. Верхоланцев, вне всякого сомнения, был знаком с Сергеем Ильиным. Его знали в Перми все, а Верхоланцев − учитель, краевед − к этому времени стал автором двух популярных книг о Перми. Он постоянно бывал в театре, в музее, был настоящим общественником. И конечно же, знал о том, что поэт болен, умирает прямо в эти дни в Александровской больнице. Судя по всему, знал и Осоргина, маловероятно, чтобы тот сам представился экскурсантам как Ильин. И что же, они разговаривали? О чем? Узнал ли Осоргин о скорой смерти брата? Знал ли до этого? Безумное сожаление вызывает иногда эта сверхкраткая манера Верхоланцева вести дневники! Одним словом, загадок много, много работы у литературоведов и краеведов. Хотелось бы, например, добраться до метрических книг в Уфе, документально подтвердить некоторые даты из жизни поэта.
И все же сделано за эти годы много, издана целая библиотека книг, посвященных семье Ильиных. В Перми неоднократно издавались мемуарные очерки М.А. Осоргина, проводились научные конференции и специальные «Осоргинские чтения», написаны десятки статей. Огромный вклад в изучение творчества Осоргина и его «пермских корней» внесли ученые Пермского государственного университета (ПГНИУ). Силами лаборатории литературного краеведения и Фонда «Юрятин» подготовлены и изданы два прекрасных сборника – «Пермяки» и «Прогулки по старой Перми», антология пермской городской фельетонистики конца XIX − начала XX века, где опубликованы и стихотворные фельетоны С.А. Ильина.
Кандидат филологических наук Е.Г. Власова провела серьезное исследование этого жанра. По ее мнению, в «Пермских губернских ведомостях» в конце 1890-х гг. произошел настоящий переворот, связанный с появлением в рубрике «Маленький фельетон» нового для провинции жанра – стихотворного фельетона, и первым автором его стал С.А. Ильин. Несмотря на то, что в Перми появилась масса последователей этого жанра, Ильин остался его непревзойденным мастером.
В Пермском краеведческом музее в 1993 г. открыта мемориальная комната «Михаил Осоргин. Жизнь и творчество», где представлены, в том числе, семейные реликвии и фотографии. И, наконец, 18 октября 1996 г. на улице Сибирской, 13, на здании бывшей мужской гимназии, где учился Осоргин, открыта мемориальная доска в его честь. Внесли свой вклад и пермские краеведы. Под руководством председателя городского клуба В.Ф. Гладышева краеведческому сообществу удалось в 2005 г. отыскать на Егошихинском кладбище безымянную могилу С.А. Ильина. Вновь начался сбор средств на памятник поэту, и 19 октября 2005 г. памятник был установлен и освящен.
Самым большим «даром перестройки» считал О.Г. Ласунский возвращение на родину творчества Михаила Осоргина. Это действительно так, если учесть все его последствия. Пермяки обрели не только новые произведения, посвященные родному городу. Жизнь каждого человека – это целый мир. А открывшаяся нам вдруг жизнь большой семьи, большого дома, где все обитатели крепко связаны не только бытом, но и любовью, творческими, духовными узами; где радости, страдания и разлуки тесно переплелись с историей страны, помогая нам, столетие спустя, понять и ощутить дыхание, «шум времени», − это бесценный дар. Замечательно, что мы сумели им распорядиться.